Самих аль-Касем

БЛОКАДА

В черных сетях на дне ямы-ловушки

я стал чем-то вроде игрушки беспощадной судьбы;

только любовь не дает мне сдаться...

Иногда я взираю на мир

сквозь стакан и бутылку,

но лишь еще темней

делается в душе моей.

Только любовь не дает мне сдаться...

Я знаю, простодушная богиня,

что ты до сих пор

не утратила веры во всякий вздор!

Передай мой поклон

усеявшим твой балкон

черепкам цветочных горшков,

раскрошенных очередью из автомата.

Передай мой поклон

лысым грифам

они так внимательны

к твоему чириканью по утрам,

когда смерть начинает бродить по дворам.

Передай мой поклон

небольшим аккуратным могилкам,

куда укладывают, как в кровать,

детишек маленьких спать вечным сном...

Передай мой поклон

расселинам в скалах

твоего бесстрастного лика

и, как ледники, холодным пальцам твоим,

рту твоему, из него извергается дым

земных страстей.

Если мне суждено погибнуть,

позволь в миг предсмертной тоски

челом в терновом венце

ткнуться в твое колено,

где следы поцелуев любви к тебе,

и пусть мой затухающий взор

видит небесный простор,

и свисающие с ветвей апельсины,

и деревья, опершиеся на спины

глинобитных лачуг...

О богиня моя, как сделать,

чтобы сквозь гам словоблудья и лжи

ты услыхала мой вопль? Скажи,

как распознать твой целительный аромат,

если повсюду кровавый ад?

Откуда надежду взять,

что руку протянешь ты мне опять,

если в меня уткнулись

ненависти клинки?

Ты говоришь о надежде и вере,

и вот я вижу: отважный колос

на руинах пророс,

но он не принес

избавленья от мук,

и кровь не перестала вдруг

литься.

Нет, все так же, все то же

и пустыни на сад не стали похожи,

и зияют, как прежде, провалы окон...

Передай мой поклон

твоим потрескавшимся губам,

моя милосерднейшая богиня.

Ты кажешься мне изуверски жестокой,

когда благосклонна к тем,

кто твоих сыновей

направляет на смерть.

Но я не поддамся

чарам твоим,

я умру, когда выйдет мой срок,

не вымаливая еще денек у твоих ног.

И еще я готов умереть за людейя люблю их!

Что мне блокада прислужников ада

моя любовь сильнее!

Усобицы, иллюзии.

Короли, президенты.

Военные корабли

пытаются время вспять обратить,

жизнь пожаром ожечь, удушить.

Заглушить

вопли страдальцев.

Открой же пошире подслеповатые свои глаза,

увидь, что творится в мире,

в котором мы все живем:

мирсумасшедший дом!

Что мне сделать, как достучаться до твоего

словно сейф бронированныйсердца,

как слова мои передать в твои руки,

чтобы ты распознала тихий голос моей души?!

Нельзя больше ждать

кровожадное чудище хочет жрать!

О богиня!

Да хранят тебя двери, выдранные с косяками,

и артерии, вспоротые штыками,

и твоя безграничная доброта!

До чего ж ты наивна, почти свята!

Захватчики вешают тебе на плечи

свои автоматы

и в тени твоего милосердия

устраивают бивак,

ты их причесываешь, просто так

тебе ведь их жалко тоже

льешь горючие слезы на рожи,

на их руки, смывая с них кровь

твоих сыновей,

неужели это и есть любовь?!

Если да, может, ты пожелаешь,

чтобы я голову, как колосок,

аккуратно себе отсек

и доставил тебе на блюде?

Не боишься? Ведь я расскажу тогда,

как пытали прекрасную розу,

как дети, едва научившись ходить,

умеют уже ненавидеть, а не любить...

Будет день и настанет мир для детей,

путающих взрывы с грозой,

и они, кто с ногой деревянной,

а кто с деревянной рукой,

будут звонкие песни петь,

взрослеть, жениться, детей плодить,

уже без протезов,

костылями греметь по асфальту...

Но, укрывшись от любопытных глаз,

по углам, где старость живет,

вспомнят снова, смахнув слезу,

ту искалечившую их грозу...

На телеэкране

вижу благообразный и лживый лик.

О, если бы правда святая сей миг

разорвала его на части!

О, если б в моей было власти

навсегда уничтожить ложь!

А ведь есть еще атомный бык,

он туп, жесток и велик,

но мы должны схватить его за рога,

иначе мегатонная бычья нога

растопчет всех нас...

Я чувствую бег своей крови,

значит, я жив пока;

я улетаю мыслью под облака,

дым разгоняю пожарищ,

чтобы склониться в поклоне

перед тобой, богиня, с надеждой,

что в мой последний час

из твоих сострадательных глаз

на меня прольется бальзам любви

и ты разрешишь мне

челом в терновом венце

ткнуться в твое зацелованное колено

и тихо бежать из плена

неизбывных моих страданий...

Перевод Э. Шустера

ПОСЛЕДНИЙ МУЖЧИНА

(Отрывки из поэмы)

Ты воли взрыв!

Пусть человеческий род,

пусть каждый, кто на земле живет,

распахнет свои двери навстречу правде.

Сейчас ты наедине со смертью:

визжат осколки снарядов

ты слушаешь вой этот адов,

сжав зубы до боли.

Душа твоя, тело твое сгусток воли...

Бьют мелодично часы,

в их музыке грусть.

Знаю, ты останешься жив

и не обманешь моих надежд,

как если б ты был последний

оставшийся на земле мужчина.

Трус боится и тени веревки,

но чудится мне, что к шее твоей

под платком, соленым от пота,

тянется страшное что-то...

У тебя было доброе сердце,

но оно не откликнулось на мой зов,

и, перо отложив, ты

рыбой спустился в пучину мира.

В юности был ты цветком мечты,

непонятным ни на взгляд, ни на ощупь.

Почему ты не смочишь иссохшие губы?

Почему не оставишь маме

улыбки хотя бы на фото?

Я люблю тебя, брат, и не понимаю...

В столицах болтают о рожденье наследного

принца и о футболе,

читают газеты за чашечкой кофе в бистро,

но ты в другом мире,

ты, моя боль, мой бальзам.

Мне больно твои сапоги тяжелы,

платок обдирает шею,

я верю в мощь твоих юных рук.

Я хотел бы сражаться, как ты,

и погибнуть вдруг,

удостоившись славы, увидев в последний миг

пальцы доблестной смерти,

которые душу мою изымут из круговерти

бесконечных разочарований и мук.

Перевод Э. Шустера

Используются технологии uCoz